Барон фон Регенбох, дабы поднять кнехтам настроение перед решительным штурмом, приказал на время прекратить военные действия и всем хорошенько пообедать.
— Господин де Шербрек, — обратился барон к одному из приданных командующим отряду крестоносцев, — вы не будете так любезны объехать крепость кругом и оценить обстановку?
— Разумеется, господин барон, — рыцарь тронул коня и, держась подальше от бойниц, по самому краю луга, отделяющего вражескую цитадель от леса, двинулся вперед. Впрочем, по нему все равно никто не стрелял.
Обрадовавшиеся отдыху кнехты сносили к горящим для общего согревания кострам мясо из саней, торопливо устраивались у огня. В воздухе запахло горелым. А дворяне в это время продолжали оценивать обстановку, обсуждая предстоящий штурм.
— Разумеется, я поручил бы это вам, брат, — кивнул фон Регенбох раненому крестоносцу, — но, увы, обстоятельства пока не позволяют вам брать в руки оружие. Господин де Тельвин, брат, я поручу под ваше управление первую полусотню. Как только ворота будут проломлены, вам надлежит ворваться следом за передовым отрядом и двигаться по левой стороне, вычищая от язычников все строения. А вам, де Кановар, я поручаю четвертую полусотню и правую сторону. Действовать надлежит быстро и решительно, если мы желаем покончить с этим делом до темноты.
— Вы собираетесь командовать сами? — не понял фон Гольц.
— Нет, — покачал головой командир отряда. — Я останусь с резервом.
Де Шербрек уже показался с другой стороны крепости и быстро приближался к небольшому рыцарскому отряду.
— С обратной стороны только четыре бойницы, господин барон, — приблизившись, доложил он. — Слышно конское ржание и хрюканье. Похоже, гарнизон отвел ту сторону под скотный двор. Никаких калиток, ворот, широких окон или иных тайных лазов не видно.
— Очень хорошо, брат, — кивнул фон Регенбох. — Тогда все они находятся в нашей полной власти. Я поручаю вам вместе со второй полусотней выбить ворота и первыми войти внутрь вражеской крепости.
— Благодарю вас, господин барон! — обрадовался рыцарь и поскакал к кнехтам, устроившимся неподалеку от положенного на слеги бревна.
— Вам тоже следует возглавить свои отряды, братья, — обратился к остальным крестоносцам фон Регенбох, — и быть готовыми немедленно поддержать де Шербрека.
…Теперь защитников больше всего пугала бомбарда. Ее маленькие чугунные ядра пробивали толстые бревенчатые стены, как стальная игла протыкает ситцевую юбку — насквозь. В людской уже лежали с закрытыми глазами Важен и Гликерия, горько плакала над своей старой стряпухой Марьяна. По счастью, последние часы ливонцы стреляли куда-то в сторону, лишь изредка задевая дом. Степан даже решил, что от Куземкино к ним идет подмога, и бегал на ту сторону дома смотреть — но в чистом заснеженном поле не оказалось ни единой живой души.
Тем временем, в стане ливонцев опять зашевелились.
— Илья Анисимович, — схватился Степан за лук. — Подь сюда. Кажись, опять начинают.
Первым на склоне появился пеший рыцарь с обнаженным мечом. Не тот, что раньше — у того шлем с остроконечным лицом был, а этот носил шлем округлый, почти шарообразный. За рыцарем и чуть справа плотной толпой бежали кнехты, неся на слегах длинное толстое бревно.
— Илья Анисимович, таран! — громко заорал помощник и принялся торопливо, не считаясь с числом, одну за другой выпускать стрелы.
Так же спешно принялись опустошать колчаны и стрелки у других бойниц — но ливонцы, как заколдованные, неслись вперед, не получая ни царапины.
— Господь всемилостивый, — перекрестился купец, вытащил нательный крест и страстно его поцеловал. — Спаси, помилуй и сохрани грешных рабов твоих… Оборони… Уцелеем, часовню каменную поставлю, клянусь.
Первый ливонец слева вдруг споткнулся, упуская слегу, упал вниз. Налетев на него, упал бегущий сзади. Бревно качнулось, екнуло вниз, уткнулось концом в грунт, гулко тряхнув землю, вновь подпрыгнуло вверх, отлетая в сторону и, словно добившись желаемого, накрыло обоих упавших кнехтов, без труда раздавив кирасы.
— Есть Бог на свете, — изумленно прошептал купец, снова целуя крест.
— Лук бери, Илья Анисимович, — громко кричал Степан. — Стреляй!
Но Баженов молча смотрел на размахивающего мечом рыцаря, на снова поднимающих таран ливонцев, и ему казалось, что все это происходит не у его дома, а где-то далеко, совсем в другом мире, а он взирает на это хотя и с беспокойством, но очень, очень издалека.
— Я видел знак… Бог с нами, Степан, Бог с нами, и он любит нас. Он не даст нам погибнуть, ибо все в этом мире по воле Его и с ведома Его.
— Да стреляй же ты, черт меня побери! Илья Анисимович, ворота ведь вышибут!
Наваждение сгинуло так же внезапно, как и появилось, но теперь в душе купца появилась полная, абсолютная, непререкаемая уверенность в том, что ничего плохого случиться с ними не может, что они уцелеют — и, может быть, даже все.
Он взялся за лук, наложил на него стрелу, встал над раскрытой вниз бойницей, выглядел кнехта в коричневых портах, резко натянул тетиву. Стальной наконечник со свистом разрезал воздух и впился ливонцу в бедро. Тот неуклюже поддернул ногу, со всего размаху распластался на снегу. По нему тут же пробежали, пару раз наступив на спину, но кнехт после этого все равно приподнялся и стал отползать с общего пути. Еще одна стрела — и опять точный выстрел в ногу. Илья Анисимович не жаждал ничьей смерти. Он хотел лишь того, чтобы никто и никогда не набегал с оружием на его дом.