Донос мертвеца - Страница 20


К оглавлению

20

— Нет! Не-ет! Господи Иисусе, не надо! — купец понял, что его ждет, и упал на колени, закрываясь руками. — А-а-а!

Просвистевший клинок оборвал жалобный вопль, обрубив одну руку и погрузившись от ключицы чуть не до живота. Труп отвалился в снег.

— Надо было шубу с него сперва снять, — разочаровано вздохнул фон Гольц. — Теперь испорчена.

Вид разбросанных тут и там мертвых тел, слегка припорошенных снегом, заставил Прослава поежиться — однако он увидел, как с краю реки рыцарские сервы начинают расставлять шатры, и заторопился распрягать уставшую за день Храпку.

— Эй, раб, иди сюда, — подошел заведующий едой кнехт.

— Да нам барона нужно бульоном… — начал было вчерашнюю песню раб кавалера Хангана, но латник небрежно отмахнулся:

— Успеешь. Иди за мной. И ты тоже, — поманил он Бронислава.

Соседи, переглянувшись, послушно двинулись за воином.

— Вот, — подвел их кнехт к паре саней с запряженными в них лошадьми. — Ты за эту отвечаешь, ты за другую. Накормить, напоить, попоной укрыть. В общем, головой отвечаете.

— Понял, господин, — Прослав увидел в одних санях большое кровавое пятно и тут же положил ладони на оглобли других. — Все сделаем.

Поставив порученные ему сани рядом со своими, серв выпряг чужую лошадь, вывел из оглоблей, сунул под морду пук сена. Пошел искать попону. Но вместо попоны рука его наткнулась под сеном в чужой повозке на плотно укатанный тюк. Прослав подтянул его к себе, взглянул, и его словно окатило кипятком: парча! Он тут же уронил тюк обратно, испуганно огляделся по сторонам. Но на одного из многих тружеников ливонской армии никто не обращал никакого внимания, всем вполне хватало и своих хлопот.

— Я просто пока отложу, — негромко произнес Прослав, подхватил тюк и, изо всех сил сохраняя спокойствие, перекинул его к себе в сани. Немного выждал… Нет, никто не бежал хватать его за руку, никто не уличал в воровстве и не пытался повесить на дереве.

Он вспомнил, что так и не укрыл конягу, вернулся к чужой повозке, продолжил поиски и наткнулся еще на один тюк. На этот раз — просто холст. Прослав вздохнул с некоторым даже облегчением: невелика кража, и уже почти открыто перенес к себе — должен же он навести порядок в доверенных ему санях? Наконец вместо попоны обнаружился донельзя истертый тулуп — им-то и прикрыл от холода незнакомого коня серв, подкинул ему еще сена. Потом отсыпал зерна на постеленную на снег мешковину, а когда лошади захрустели предложенным угощением, прикопал оба найденных тюка на самое днище саней, прикрыл пустыми мешками из-под пшеницы, присыпал сеном. Вроде, если специально не приглядываться, так и незаметно.

Серв мечтательно прикрыл глаза, представляя, какое вызовет изумление, вернувшись домой и выложив на стол этакие подарки! Хотя, наверное, ткань все равно придется продать. Куда им столько? А уж тем более — парчи. Но перво-наперво он все равно похвастается своей богатой добычей.

До чего все-таки хорошо, что он попал на войну! Вот повезло, так повезло! Он вспомнил, как боялся этого ремесла, и покачал головой — вот дурень, так дурень! Попросись он с кавалером Ханганом еще в молодости, сейчас, верно, имел бы не одну кобылу, а всю тройку коней, загон для скота поболее, да и дом побогаче. Ну, да чего теперь… В его возрасте в латники подаваться поздно.

Напоив лошадей, он отошел к общему костру, на котором Харитон уже сварил на всех четверых, считая барона, жирную гусиную похлебку. Гусятина опять досталась сервам, а похлебка — дворянину, до сих пор не открывающему глаза, но попадающее в рот варево проглатывающему исправно. Глаза тут же начали слипаться, поэтому Прослав вернулся к своим саням, кинул тулуп рядом с бомбардой, вытянулся во весь рост, положив голову на спрятанные от посторонних глаз тюки ткани, прикрылся другой полой и закрыл глаза.

Но не успел он насладиться забвением, как на плечо легла холодная рука:

— Это твои сани, раб?

— Нет! — испуганно дернулся Прослав и попытался вскочить, решив, что кража обнаружена.

— Тихо! — перед ним стоял рыцарь в доспехах, но без шлема. Над лагерем висела глубокая звездная ночь, со всех сторон слышалось сладкое посапывание. А сено и мешковину над тканью, по виду, никто не трогал.

— Ну, — опять тряхнул его рыцарь, — проснулся? Повозка с бомбардой твоя?

— Моя, господин, — чувствуя в животе наливающийся холодом ком, кивнул серв.

— Запрягай Только тихо, понял? — крестоносец сложил кулак из толстых стальных пластин, и Прослав торопливо закивал. — Запрягай, сейчас выступаем.

* * *

— Просыпайся, Семен Прокофьевич, — затряс кто-то медвежью шкуру.

Зализа шумно зевнул, открыл глаза, высовывая наружу голову. Увидел встревоженное лицо татарина и рывком сел:

— Говори, боярин!

— Лагерь орденский в полдни отсюда, — тяжело дыша, — ответил Мурат Абенович. — Немногим ниже Бора по реке.

— От нежить, зараза болотная! — со злостью ударил Зализа кулаком себе в ладонь. — Накликала все-таки!

— Кто? — не понял боярин Аваров.

— Много? — опричник встал, поводил плечами, покрутил руками, развернулся всем корпусом из стороны в сторону, одновременно и просыпаясь, и давая юшману обвиснуть вдоль тела.

— Думаю, больше тысячи будет, Семен Прокофьевич.

— Тебя не видели, Мурат Абенович?

— Как можно? — осклабился татарин. — Я костры посчитал. Две сотни с небольшим. У каждого обычно людишек пять греется. Так и получается, тысяча с небольшим. Палатки видел, но мало. Около двух сотен будет.

20